Школьные тайны и геометрия первой любви. Американские приключения русской учительницы - Татьяна Мануковская

– В нашей стране это одно и то же.

– Ну, пусть будет так. Мы, мужчины, всё-таки гораздо разумнее и рациональнее. А вы живёте одними эмоциями…

– Ты так плоско пошутил, потому что я больше тебя пиццы съела? Не вы ли жалуетесь всему миру, что американские женщины сухие, не тёплые, не эмоциональные и вообще неспособные любить?! А вот русские дамы – полная противоположность: заботливые, ласковые, женственные и готовы пококетничать даже с собственным мужем. Может, они, русские женщины такие потому, что им русские мужчины позволяют быть именно такими? И даже вдохновляют оставаться чувственными, непредсказуемыми, иногда слабыми, женщинами?

– Опять пропаганда. Вернёмся, однако, в Америку. Да, мы, американские мужчины хотим, чтобы вы играли по общим, а не по своим, женским правилам.

– И что же это за правила?

– Правило одно: оставаться свободным. В Америке нет пут традиций. Мы не признаём бремя обязанностей. Личные обязательства партнёров – понятие устаревшее. Такое же устаревшее, как рабство.

Я даже выплюнула кусок яблочного пирога, чтобы возразить:

– Наш шериф накануне лекцию нам читал. О рабском труде в Америке. О тех, кому почти не платят. О тех, кого продают. О тех, кого избивают, лишают еды, сна, жилища. И вот таких у нас около трёхсот тысяч человек. Большинство из них – конечно, «свободные и счастливые» женщины и дети.

– Да это чушь какая то! Может, это всё эмигранты, из других стран?

– Есть там и эмигранты. Но 43% этих несчастных – это белые американцы. А что ты удивляешься? Каждый день в нашей самой лучшей стране голодают 49 миллионов человек. А ещё два миллиона детей живут на улице, потому что они бездомные.

– Ну, знаешь, это ещё проверить надо. Может, они…

– Такую свободу сами выбрали? – опять прервала я его, – Замусоленный, надо сказать, либеральный аргумент.

– Да ты мне не даёшь слова сказать! – попробовал рыкнуть мистер Рок. Я решила доесть пирог (хотя бы из принципа!) и занять рот более приятным делом, чем говорить что-то тому, который тебя всё равно не слышит.

– Продолжаю. В свободной стране, между свободными мужчиной и женщиной, нет и быть не может никаких обязательств. И никто ничего никому не должен. Точка.

Я согласилась с последним аргументом и поставила жирную точку на наших отношениях.

Но, к великой своей досаде, я стала учиться играть по мужским правилам.

Встречи – от скуки. Отношения – как получится. Привязанность – упаси господь. Ревность – а что это такое, вообще?

Те типы, которые мне попадались, были один другого паршивее.

Каждый умудрялся вытаскивать самое плохое из меня. И это плохое получало жизнь.

Один оказался активистом «Движения за права мужчин». Из тех, кто возмущается даже недельным отпуском женщине по беременности и ходит в пикете с подушкой на животе, требуя равных отпусков мужьям. По беременности жены.

Второй был просто… уродом. Однажды, когда я ждала его из колледжа у него дома, ко мне «подкатил» его папаша. Так как к тому времени я занималась автоспортом (уговорила меня Винсия), то 3 раза в неделю у нас были силовые тренировки. Перед вождением. Я неплохо дралась. И ещё лучше умела себя защитить. Скоро «папа» валялся возле дивана, прикрывая руками всё, что я ему отбила, и истошно кричал. Пришёл мой бойфренд. И сразу накинулся с кулаками на меня. Оказалось, что это он попросил «папу» соблазнить меня, так как хотел проверить, будет ли он, бойфренд, интересен мне, достигнув возраста своего папика. Тому было 56.

Следующий оказался совсем «странным». Назову это так. Он был очень ласковым. Чесал меня за ушком. Любил погладить мне спину, когда я с хрустом и больной шеей поднималась из-за компьютера (я писала свои первые статьи для музыкального журнала). Любил в шутку потереться со мной носом. Интересовался панк роком. Помогал мне с математикой. Но всё это до первого моего прихода к нему в гости. Пока его мама готовила чай, я сидела на диване. В комнату вошёл огромный чёрный кот. За ним – мой друг. За другом – мама.

– Ну, разве она не прелесть? – оживлённо спросил бойфренд свою маму, показывая на меня.

– Абсолютно с тобой согласна! Она даже лучше, чем я себе представляла! Эти чёрные волосы! Чисто кошачьи, с желтизной глаза!

Не успела я зарумяниться от похвал, как мама продолжила:

– Жалко, что у неё хвоста нет! Тогда была бы точной копией Враньки.

– А кто это? Вранька?

– Да наша кошка. Та, что на Вас так зло уставилась, – запела мамаша.

– Это она ревнует, – объяснил мне бойфренд. – Чувствует, что ты мне тоже нравишься. Конечно, не так, как она… но, по-своему, ты тоже ничего.

Мстительно наступив на Вранькин хвост, я гордо направилась к выходу. Уходила я чисто по-английски: не прощаясь и не забыв забрать с собой своё достоинство! И тут, глядя на мою спину, мамочка с восторгом заверещала:

– Oh, my god! Oh, my god! Да у неё даже хвост есть! На голове! Не такой, конечно, пушистый как у Враньки…

Я вылетела из дома в полном смешении чувств. Смех рвался из глубин живота, заставляя меня присесть. Злость и язвительность переполняли сердце и «одеревеняли» ноги и руки: я шла как на ходулях, широко ступая негнущимися ногами и размахивая руками, как инспектор Гаи размахивает своей дубинкой. Больше «кошатника» я не видела.

В одиннадцатом классе я почти влюбилась. Или убедила себя, что могу влюбиться. Не хватило времени разобраться в своих чувствах. К счастью.

Мне с ним было спокойно. Иногда весело. Престижно, так как он был капитаном школьной баскетбольной команды. Я ему доверяла. Нам даже было о чём поговорить!

Однажды, забыв про «правила свободных отношений, я позволила себе «чувствовать». Пустила в сердце запретную нежность, замешанную на дрожжах признательности, и шепнула ему на ухо: «Знаешь, ты – ты самое хорошее, что случилось со мной за последний год».

На следующий день я получила e-mail: « Уведомляю, что я расстаюсь с тобой. Не ищи встреч, потому что у тебя «нездоровое» отношение ко мне. Самое хорошее в нашей жизни – это успех, карьера, материальное благополучие. Один человек не должен значить для другого больше, чем все вышеперечисленные ценности. Ты стала слишком эмоциональной. А это опасно. Прощай!».

Потом были мелкие, похожие на детские мыльные пузыри, встречи, «романчики» и неизменные разрывы. Один исправлял все ошибки в моих письмах и указывал, какие параграфы учебника повторить. Другой отнёс моё почти любовное письмо учителю. Сказал, что оно тянет на эссе. Хорошо, что это была миссис Ти. Она мне его просто отдала. Не читая.

А потом я встретила своего Героя. Так мне хотелось верить. Это была любовь с первого взгляда.

У него было необычное лицо. Абсолютно прямые светлые брови были такими густыми, что придавали взгляду пугающую глубину. Серые глаза могли вдруг заиграть искорками смеха, а в следующую секунду увлажниться росинками печали. Иногда они становились почти зелёными и почему-то строгими. Но главное в них было не это. Когда он с кем-то разговаривал, тому, второму, казалось, что глаза изливают на него столько внимания, сочувствия, сожаления, сопереживания или радости, что этот, второй, чувствовал себя важным и значительным. Интересным и незаменимым. Другими словами, чувствовал себя самим собой. Ну, или таким собой, каким хотел бы стать. Можно сказать, что глаза Героя дарили собеседнику его «Лучшее Я».

Лицо было больше круглым, чем овальным. Но острый треугольник подбородка говорил о сильном характере. Круг, овал и треугольник красиво обрамлялись короткой светлой чёлкой. Чёлка была такой несерьёзной, что приглашала улыбнуться и поделиться с владельцем самым откровенным. Густой ёжик русых волос подчёркивал упрямость подбородка.

В нём сливались в один поток столько разных ручейков энергии, интеллекта и эмоционального тепла, что в этот поток хотелось запрыгнуть. В нём хотелось остаться. В нём хотелось жить. И не хотелось ничего вне этого потока.

И я в нём растворилась. Стала ещё одним ручейком. Жизнь казалась неестественно радостной и лёгкой. Я закрыла свой ум и превратилась в губку, впитывающую его мудрость. Я перестала что-либо решать, и с восторгом текла по руслу его решений. Я заполняла душевные прорехи его интересами. Я пропускала мир сквозь его глаза, и только потом решалась открыть свои. Я с восторгом потеряла личность, не задумываясь, можно ли вернуть её обратно, если понадобится.

Мой случай был точным торжеством мечты над умом. Мы долго были вместе. Но только позже, заглянув в любимого Лермонтова, я поняла почему.

«Все хотят, чтобы другие были счастливы по их образу мыслей» – верил Лермонтов.

Добавь к этим словам мысль «Самолюбие, а не сердце, самая слабая часть мужчины…» – и ответ готов.

Моя преданность так льстила его самолюбию, я с такой бесшабашной радостью была счастлива его образом мысли, я так мало беспокоилась о своём сердце, которое он не боялся уязвить, жадно поглощая мою любовь, – что его всё это просто устраивало.